Это позволило ученым утверждать, что в прошлом здесь располагалось большое поселение.
Совершенно разрушенные остатки каменных строений сего города были осмотрены Е. П. Алексеевой в 1959 г. Обломки керамики, попадавшиеся в данном районе, в основном датируются X-XII вв. В этой же местности найдены каменные плиты без надписей и каменные кресты (Фиркович, 1857; Нарышкины, 1877). С. Д. Мастепанов, осматривая Каракентское городище, зафиксировал стену, защищавшую городище с запада.
Приведенные выше данные из работы «Археологические памятники Карачаево-Черкесии» стали отправной точкой для зимнего похода из Каракента к Монастырской горе, как обозначена на топографических картах Шоана.
В ста метрах за мемориальным комплексом Защитникам перевалов Кавказа, перед мостом через речушку, носящую название «чёрного города», сворачиваем в улочку, тянущуюся левобережием в западном направлении. В двух-трёх метрах от неказистых покосившихся заборов смотрят на дорогу прямоугольные «глазницы» вскрытых погребальных камер. Местные жительницы, торгующие на соседнем рынке, десятью минутами ранее рассказали нам, что при строительстве жилых домов из земли извлекались человеческие костяки. Так северная окраина современного посёлка Орджоникидзевского поглотила средневековое городище.
Как и все окрестные горы, обрывающиеся к реке хребты весьма живописны. То и дело останавливаемся, чтобы запечатлеть январские пейзажи. В полукилометре от шоссе переходим полузамёрзший Каракент и по взбегающей в соседнюю балочку улице начинаем подъём. За спиной, в горном проёме, вырисовываются припорошенные снегом склоны плато Калеж, на вершине которого находится знаменитое Хумаринское городище...
Вскоре селение остаётся позади, а дорога всё выше и выше ведет нас параллельно течению Кубани. И вот настаёт момент, когда, выскочив на взлобье, мы любуемся зимними нарядами Скалистого хребта, Кубранского Шпиля, Замка царицы Тамары и бесконечной череды населённых пунктов, заполонившими собой от края до края всю кубанскую пойму. Солируют в величественном представлении выдвинутые на авансцену серебристо-синие под пастельных тонов небосклоном столь близкие сердцу и глазу Шоана и будто перенесенный из экзотического Индокитая горный массив, пристроившийся к Монастырской горе слева. А гряда Передового хребта, замыкающая линию горизонта на юге, предстаёт этакой ледово-скальной занавесью спектакля под названием «Кавказ»...
Справа по ходу движения в подножии песчаникового обнажения различимо чёрное око то ли грота, то ли пещеры. Ожидания чего-то необычного оправдываются.
Украшенные ажурной вязью камни обрамляют вход во владения Аида. В отдельных местах скалы «поражены» различными по величине и формами «язвами». Такие микроформы ячеистого выветривания весьма характерны для здешних мест. Достаточно вспомнить балку Инал. В песчаниках встречаются железистой окраски stigmaria – бобововидные конкреции бурого железняка со скорлуповатой отдельностью, более столетия назад описанные горным инженером М. А. Кохом в работе «Горные месторождения Баталпашинского отдела Кубанской области» (СПб, 1911).
При подходе к лесу на юго-востоке приоткрывается Эльбрус, любовно именуемый местными жителями Ошхамахо («место пребывания богов»).
А как найти слова, описывающие мгновение, что летит к земле сорвавшаяся с ветки снежная пушинка, и непередаваемый аромат январского леса!
Обогнув верховья одного из отвершков Каракента, дорога выводит на плато Дардон, являя взору куэсту Скалистого хребта на участке от Кумыша до Большого Зеленчука и пики Передового хребта.
Преодолев занесенные снегом высокогорные пастбища, выходим на бровку обращенного к Шоане склона. Вид вулканических сбросов потрясающ! Западное подножие Монастырской горы поражает воображение многочисленными идеально вертикальными сбросами, сравнимыми разве что с гигантскими звеньями бетонного забора. Словно магнит, они притягивают взор, манят-зовут к себе...
По одной из балочек в виду Шоанинского храма сбрасываем высоту, чтобы выйти на лесную дорогу, соединяющую село Коста Хетагурова с плато Дардон...
Начало заката застаёт нас у развалин Георгиевского скита, над которым приготовился ко сну тысячелетний посланник Аланского царства.